Слова и материя

В любом споре побеждает материя. Самые талантливые аргументы превращаются в облако звенящих осколков и, пуская миллион игривых бликов на лицо хозяина, ссыпаются вниз. На землю. На матушку-материю, спорить с которой невозможно.

Невозмутимая Берта слегка коснулась кончиками пальцев своих волос, белокурое «безе» прочно держало форму. Она оправила и без того безупречную блузку, пригладила юбку на полных бедрах и продолжила работу. Офис как всегда монотонно гудел, но Берта умела отделяться от внешнего шума, погружаясь в работу, как в толщу воды. «Ха, ха, ха... а я ему... полиция... мы такие... ха, ха, ха...», - иногда слышала Берта откуда-то очень издалека. Это Джоник, его искусственный басок всегда лидирует в общем хоре. Джоник не умеет молчать, он энергично бубнит восемь часов рабочего дня, перемежая слова со смехом бархатного баритона. Джоник за свои двадцать семь лет едва дорос до метра шестидесяти и очень стеснялся этого. А нечувствительные к его проблеме сотрудники еще и прозвали его Джоником, чтоб не путать с другим «нормальным» Джоном. Берта сразу обратила внимание на походку Джоника, но не сразу поняла почему. Он ходил носом кверху. Как будь-то невидимая рука, вынырнувшая из навесного потолка офиса, постоянно тянула его за нос. Сплюснутый по бокам, как блоха, нос Джоника делал еще более правдоподобной эту версию. Видимо, рука очень сильно сдавливала нос, поэтому Джоник находился в постоянном напряжении, как маленькая пружинка, и слегка подпрыгивал при ходьбе. «Он хочет казаться выше!» – однажды осенило Берту. Отсюда и его басок, он искусственно понижал тон голоса, чтоб выглядеть мужественнее. Но лучше всего Джон отработал смех, он добился такого приятного баритона, что, не видя источник этого звука, можно было подумать, что исходит он из двухметрового голливудского красавца.

Джоник невзлюбил Берту с первого дня. Может она и правда его чем-то обидела, а может потому, что она была большая. Чересчур большая. Ее высокая старомодная прическа добавляла ей сантиметров пятнадцать росту и делала даму совершенно для него недоступной. Все невольно уважали Берту, несмотря на ее скромную должность и маленький стаж. Джоник не решался открыто нападать на пышную, невозмутимую «снежную бабу», но, видимо, обратить на себя внимание очень хотелось. С тех пор, как он узнал, что супруг Берты работает полицейским, проклятья и насмешки в сторону «копов» слышались в его болтовне так же часто, как и бархатное «ха-ха-ха». Берта не могла обижаться на Джоника точно так же, как слон не может обижаться на стрекочущего кузнечика. Она его даже не слушала, настолько пуста была его болтовня. Но Джоник этого не знал и настойчиво продолжал высмеивать полицейских, он даже повышал голос, чтоб Берте было лучше слышно. Их столы находились на некотором расстоянии. Возможно, беспощадная травля Берты продлилась бы долгие месяцы, кто знает, но случилось непредвиденное. Берта была не в духе. Никто не знает, что произошло с ней в тот промозглый ноябрьский день, но она была явно озабочена какими-то своими мыслями. Сотрудники почтительно держали дистанцию, чувствуя неуместность разговоров. Когда Берта встала и подошла к стеллажам с толстыми серыми папками, то оказалась рядом с рабочим столом Джоника. Берта стояла спиной к нему и искала глазами нужную папку. Джоник решил не упускать такой возможности и тут же затараторил: «Коп... ну тупой... ха-ха-ха... все тупые идут работать в полицию... ха-ха-ха...».  Берта недоуменно обернулась, посмотрела на Джоника, как будто впервые видит его, слегка нахмурила брови, изучая говорящего. Джоник осекся и замолчал, он впервые столкнулся лицом к лицу с невозмутимой белой колонной. Она стояла так близко и смотрела на него, не отрываясь и, кажется, даже не моргая. Маленького Джоника парализовала какая-то невиданная сила, исходящая от Берты, он не мог шевельнуться.

«Мой муж зарабатывает в три раза больше чем ты»,  - безразлично отрезала она, изучив его с ног до головы, повернулась к стеллажу и продолжила поиск нужной папки.